Ксения Малич
В выставочном центре «Эрмитаж-Выборг» пройдет большая ретроспективная выставка, посвященная Уно Ульбергу — выдающемуся зодчему, главному архитектору Выборга в 1932–1936 годах. Его творческая судьба воплощает уникальный путь финской архитектуры в первой половине XX века.
Слушай оглушительную музыку железной дороги
слушай пронзительный свист локомотива:
вот иду я
— п о е з д
мерцающий черным
надменный и прекрасный
устремленный вперед, несущийся.
Skating on the Sea: Poetry from Finland / ed. and transl. by K. Bosley. Newcastle upon Tyne : Bloodaxe Books, 1997. P. 213.
Эти строки Арви Кивимаа из поэмы «Артюр Онеггер» очень точно передают мироощущение, пленившее финских писателей, художников, архитекторов на рубеже 1920–1930-х. Именно в те годы упоение движением, экспрессионистское вчувствование в жизнь большого современного города вдохновляло движение «Туленкантаят» (Tulenkantajat, буквально – «Несущие огонь»). Автомобили, поезда и другие достижения технического прогресса — неотъемлемые атрибуты сценографии романа «Великая иллюзия» Мики Тойми Валтари, новелл и стихов Арви Кивимаа, Олави Пааволайнена, Катри Вала. Алвар Аалто, описывая свою учебную поездку в Италию, беспрестанно восхищался современным образом жизни и быстротой перемещения. Первым, что он купил на деньги, полученные за участие в конкурсе на здание сельскохозяйственного кооператива в Турку, был автомобиль «Фиат-509» (вскоре его сменил более модный бьюик).
Мысли о будущем формировали новые политические и культурные кредо. С этой модой на прогресс, а также с рождением государства (в 1917 году страна получила независимость), совпало становление финского архитектурного авангарда, или «белого функционализма», как его чаще называли в Финляндии.
Территория Восточной Карелии и Выборг (в те годы — Виипури), второй по величине центр культурной и общественной жизни в стране, оказались наравне с Хельсинки и Турку одной из основных площадок большого эксперимента. В результате на территории России сегодня насчитывается внушительное количество памятников интернационального стиля, авторами которых были значимые финские модернисты: Алвар Аалто, Уно Ульберг, Эркки Хуттунен. Кажется, ничего странного. Кого в Европе удивишь в 1930-х модой на пар, электричество и железобетонные конструкции? Сегодня нас скорее впечатлит контраст между ранним модернизмом, с его утопическим энтузиазмом и чистотой белых оштукатуренных стен, и средой постсоветской Карелии, которая является прямым эстетическим антагонистом финского функционализма. Эта среда постепенно «зажевывала» наследие довоенного периода, но, к счастью, так и не дожевала: творческая энергия межвоенных десятилетий оказалась очень высокой. Счастливая судьба выборгской библиотеки и бывшей художественной школы доказывает, что архитектура раннего финского модернизма идеально приспосабливается под новые функциональные программы и выглядит актуальнее окружающей поздней застройки. В чем секрет этой адаптируемости? Наверное, в том, что она стала естественным, логичным продолжением местной традиции. Как справедливо отметил в свое время критик Рейнер Бэнем, «современность» европейской архитектуры началась не с Ле Корбюзье и не с Вальтера Гропиуса. Она вырастала постепенно, развивалась в проектах архитекторов разных поколений, начиная с середины XIX века, делая первые шаги благодаря Движению искусств и ремесел (Banham R. Pevsner’s Progress // A Critic Writes : Essays by Reyner Banham. Berkeley : University of California Press, 1996. Pp 219–220). Из-за растянутости во времени преемственность радикальных экспериментов по отношению к опыту викторианской Англии не всегда очевидна. Но в Финляндии на совсем небольшой территории мы наблюдаем эту эволюцию наглядно — как будто в сжатом виде. Из 28 сооружений, которые Уно Ульберг построил в Выборге, сохранилось 22, еще семь — в Сортавале. Это наследие — наглядная иллюстрация истории финской архитектуры в первой половине XX века.
Карьера Уно Ульберга (1879–1944) началась задолго до того времени, как «Несущие огонь» воспели грохот автомобилей и аэропланы. Ульберг родился в Выборге, здесь окончил лицей и сюда же вернулся в 1906 году после учебы в Политехническом институте в Хельсинки. Несколько лет он проработал со своим товарищем Класом Акселем Гюльденом, а уже в 1909-м начал самостоятельную карьеру. Архитектурное бюро Ульберга вплоть до 1936 года будет самым влиятельным в Выборге. Ульберг хорошо изучил европейскую архитектуру: успел побывать в Англии, Франции, Германии, Италии, Австрии, Дании, Швеции, России, Бельгии, Испании. Но первые проекты выполнил, повторяя предшественников, подчиняясь инерции местной школы национального романтизма. В 1907–1908 годах он проектирует деловой и жилой дом фирмы «Хакман и К°», крупнейшей лесопромышленной и торговой компании в регионе. Фасад, облицованный серой гранитной крошкой, перекликался с фрагментами более ранней застройки. Здание как будто прорастало из скалы: грубая рустовка, асимметричный силуэт с высоким фронтоном, причудливые резные орнаменты словно напоминали о легендарном времени «пробуждения нации». По индивидуальным эскизам, отчасти эксплуатируя «средневековый» ремесленный опыт, мастера вручную выполнили всю внутреннюю отделку, предметы мебели, камины.
Проходит пара лет, и в проектах 1910-х еще присутствует типичная для северного модерна пластика, но есть и чуть более рациональные черты: исчезает рустовка под натуральный камень, появляются симметрия, большие регулярные окна (дом акционерного общества «Карелия», 1911–1915). В 1926 году в Выборге состоялся съезд скандинавских архитекторов, в котором приняли участие зодчие из Швеции, Дании, Норвегии, Германии; многие из них были увлечены произведениями Ле Корбюзье, Миса ван дер Роэ, Якобуса Ауда. Коллеги очень высоко оценили работы Ульберга, что побудило его решительнее двигаться дальше.
В здании редакции и типографии газеты Karjala («Карелия») (1929) декоративное убранство присутствует уже рудиментарно: в скромном орнаменте кирпичной кладки и нарядном карнизе, трактованном в духе ар-деко. Пластика фасада обыгрывается с помощью неглубоких оконных ниш и узких треугольных в сечении полуколонок, которые выполнены в том же кирпиче, что и фасад, а потому практически сливаются с плоскостью стены. На первый план выходит монументальная уравновешенность здания. На этом этапе в работах Ульберга чувствуется недовысказанный функционализм. В скупости декоративных средств, геометризированном рисунке фасадов, конспективной трактовке ордера проступает потенциал большого нового стиля.
Финскому функционализму не были свойственны утопический ригоризм и тотальная редукция дизайна, характерные для немецкого Баухауза и советского конструктивизма. Местные архитекторы не отказывали декоративному элементу в нравственности, не открывали с помощью теософии «мистический космос», стоящий за зримой реальностью, не искали в абстракции путь постижения божественной гармонии. Они следовали тому, чему учили их предшественники. Зодчий Хильдинг Экелунд, главный редактор журнала Arkkitehti («Архитектор»), писал: «Совершенно конструктивная природа и скупость убранства финского зодчества — это то, что связывает ее с современной архитектурой, которая возникала благодаря тем же принципам необходимости и эстетики» (Modern Architecture in Finland. Helsinki : Kirjayhtyma, 1987. P. 21).
Здесь крепкая связь поколений в архитектуре не ставилась под сомнение и на пике футуристической лихорадки не стыдились своего прошлого. Когда в 1920-х годах городские власти Выборга решили снести Круглую башню, одну из двух уцелевших башен средневековой крепости, Уно Ульберг был первым, кто затеял программу по ее спасению. Он организовал Историческое общество, собрал деньги и предложил проект реконструкции башни под кафе (что и было в результате реализовано). На протяжении многих лет он боролся за сохранение аутентичного облика Старого города. Даже оцинкованное железо в качестве кровельного материала казалось ему слишком травматичным решением для некоторых исторических участков. Модернист Ульберг выступал категорически против любых покушений на прошлое.
Усвоив рациональную организацию архитектуры европейского неоклассицизма, «шведскую грацию» работ Гуннара Асплунда и конструктивную современность раннего американского ар-деко, финские зодчие избегали всего, что казалось эстетически лишним, перегруженным чужой памятью. В увлечении финских зодчих шведским и итальянским классицизмом заметен все тот же поиск рационального начала. Архитектор Алвар Аалто в своем первом публичном очерке, созданном в ноябре 1922 года для Iltalehti («Вечерняя газета»), пишет, что мечта его учителя Армаса Линдгрена о «финской монументальности» скоро сбудется и нужно только правильно развивать вкус, для чего лучший пример — образцы архитектуры густавианского периода.
Потому неудивительно, что очередной этап в творчестве Уно Ульберга был связан именно с переосмыслением классического инструментария. Художественный музей и школа в Виипури (бастион Панцерлакс, 1929–1930) представляют собой пример совершенно нового подхода: белые гладкие оштукатуренные стены, акцент на лаконичной и выразительной композиции функциональных объемов. О почтении к классической традиции напоминают окна с полукруглыми завершениями и аскетичные прямоугольные колонны пропилеев, открывающих здание к морю. Щедрое оформление интерьеров также убеждает, что перед нами памятник, еще не полностью принадлежащий эпохе белого функционализма.
А вот в проекте выборгского ломбарда (1931) мы видим уже классический памятник современного движения — лаконичный белый фасад, прорезанный горизонтальными полосами ленточных окон. Хотя и здесь Ульберг не удержался от двух ниш с полукруглыми арочками, в которых прячутся дверные проемы по бокам фасада. В определенных ракурсах они практически незаметны на фоне цокольного этажа, но при фронтальном осмотре сразу выдают генеалогию происхождения зрелых проектов Ульберга. Это колебание между классическим и модернистским кажется особой чертой проектов Ульберга 1930-х годов (автовокзал в Сортавале, выборгский архив). И сегодня, когда мы приходим на Певческое поле (1932) на Интендантской горе, спроектированное Ульбергом для выступления хоров, трудно сказать однозначно, что больше всего производит на тебя впечатление: ощущение силы местной языческой певческой традиции, простота функционального решения летнего театра под открытым небом или красота архаичного античного решения амфитеатра.
