Мы живем в год, объявленный Годом истории. Это очень интересно.
Исторические события вообще, а особенно те, у которых круглые даты, часто приобретают новое звучание и неожиданные контексты.
1150-летие российской государственности объявлено специальным указом. Так решен вековой спор норманистов и антинорманистов. Призыв Рюрика признан историческим фактом, или исторической вехой. Столько было острейших дискуссий, поломанных судеб, скандалов и тайных исследований. И вот — мир. И наступил он не в результате научных обсуждений, в которых участвовали и директор Эрмитажа Гедеонов, и поколения ученых в Эрмитаже и вне его. Не в результате принятия итогов раскопок в Старой Ладоге (большинство находок хранится в Эрмитаже). Просто есть уже ориентир и прецедент. Александр II отметил 1000-летие России, исходя из рюриковской даты, и поставил знаменитый памятник. Мы сохраняем преемственность, и это пример того, что традиция — важнейшая часть современной культуры.
В нынешнем году мы отмечаем и другое событие из самых великих — нашествие Наполеона и его эффектное изгнание. По всей стране пройдут тысячи мероприятий. Во многом будут повторены праздники и настроения столетней давности.
В этих событиях много назидательного. Скифский метод ведения войны в очередной — и не в последний — раз привел русских к победе. И они воздвигли удивительный памятник этой победе — архитектурный комплекс, включающий в себя Дворцовую площадь, Триумфальную арку, Александровскую колонну и парадные залы Зимнего дворца. Среди множества сюжетов есть такие, на которые сегодня хочется обратить внимание. Люди дают одним и тем же событиям разные оценки. Хрестоматийный пример — Бородинская битва. Для французов это их победа, для нас — наша. И те и другие — правы. Хороший повод еще раз поговорить о диалектике исторических трактовок. Тут сложнее, чем простой упрек в «фальсификации». Фальсифицируют документы, а не события.
И опять же, неплохо поразмышлять об устойчивой парадигме скифского-русского способа ведения войны — заманить врага вглубь страны и, измотав, уничтожить. Он успешно действует веками в самых разных политических ситуациях. Еще одна парадигма — Тильзит. Сговор с Наполеоном, давший передышку и возможность забрать Финляндию у шведов. Параллель с пактом Молотова–Риббентропа давно подчеркнута во всем мире, но не очень акцентируется у нас. А зря.
Война 1812 года всегда была памятью, которая воспитывает чувство национального исторического достоинства. Было бы хорошо не забывать об этом после празднеств и озаботиться созданием новых постоянных и «интерактивных» мемориалов. Таким бы мог стать давно задуманный Эрмитажем Музей русской гвардии. То была очень чистая война преданного Родине народа, героической армии, честных военачальников. Она может и сегодня служить образцом и средством сохранения армии как части российской культуры, понятия чести, и чести мундира в частности.
Только вот война не всегда бывает чистой даже в памяти. В наше время она уже и не может быть чистой, ибо несет слишком большое уничтожение и слишком большое унижение для людей вообще, а не только для представляющих их армий. «Ужасы войны», обнаженно воплощенные Гойей, стали одним из главных настроений мирового искусства. Их новое сильное отражение — работы братьев Чепмен. Это яркий пример того, что можно и нужно изображать «после Освенцима». Наше советское прошлое сочетало два «лозунга». Один — народный: «Лишь бы не было войны». Второй — политический: «Миру — мир». Есть ощущение, что они забыты под влиянием увлекательных репортажей телевидения с множества театров военных действий. И это нужно тоже иметь в виду, когда мы размышляем об истории и предлагаем другим подумать о ней. «Ужасы войны» нашего времени непременно станут темой выставок Эрмитажа — наряду с праздником военных побед.
Все это еще раз напоминает, что у музея в исторической сфере — огромная научная и просветительская функция, имеющая весьма мало отношения к задаче создания социального комфорта и приятного досуга, которой часто пытаются ограничить нашу работу.
22.06.2012
Колонка Михаила Пиотровского из #18 выпуска журнала
