Hermitage Magazine

Все смешалось в мировом доме. Европа объявила о провале политики мультикультурализма. Это торжественное заявление породило волны ксенофобии, популистского национализма и, что очень важно для судеб человечества, — примитивность подхода к картине мира. Разнообразие понимается как избыточность, притом — избыточность вредная.

С другой стороны, большая часть мира, давно приученная к европейским традициям равноправия культур, готова этот мультикультурализм отстаивать. Для них это — сохранение самобытности в условиях глобализма. Ее хочется сохранять даже ценой изоляции. Диалог культур может перерасти в конфликт культур, и именно — культур, что очень страшно.

Мир в опасности, и нужно искать набор рецептов для его излечения. Один из рецептов — музей, особенно энциклопедический, такой как Эрмитаж. Музей превращает подчеркнутое ощущение разницы — в удовольствие, эстетическое и познавательное. Так он снимает конфликт различия. Именно для этого музей собирает все разное, изучает его особенности, реставрирует и восстанавливает. Изучение ведет к интерпретации и делает экспонаты понятными — и потому приемлемыми для чужих культур.

Крестоносцы, восхищенные иракской лампой из горного хрусталя, привезли ее в Европу. Их потомки реинтерпретировали ее, украсив маньеристическими фигурками с морской символикой. Академические педанты Эрмитажа разделили азиатскую и европейскую части памятника. А теперь передумали и соединили вместе, рассказывая о механизме взаимодействия культур. Именно такой рассказ стоит за статьей о произведенной в Эрмитаже блестящей реставрации лампы. Подобные истории стоят за многими выставками и реставрационными подвигами, о которых рассказывает наш журнал.

Конечно же, универсальный музей, стараясь быть беспристрастным, не может полностью отвлечься от своих традиций. Эрмитаж, как известно, — мировая культура в русской оболочке. Но это не мешает радоваться разнообразию. У него есть и практический, немножко грубый аспект. Не нравится это — пожалуйте сюда, туда, на другую выставку, в другую экспозицию. Это, на самом деле, — практика музея. Публика приходит и приезжает к нам очень разнообразная, и мы стараемся, чтобы одновременно для всех было что-то близкое по вкусу. Но, обращаясь к понятному и приемлемому, посетитель невольно видит и другое. Это — такое ненавязчивое воспитание, на которое зритель иногда обижается. На самом деле он незаметно обогащается, и обогащается безмерно.

Мы стараемся представлять разнообразие с разными уровнями сложности. Массово популярный Сальвадор Дали задает у нас вопрос о роли его родной природной и человеческой среды в формировании сюрреализма. Несколько блестящих примеров последних реставраций зовут задуматься о том, в чем на самом деле ее задачи: «сделать красиво» или узнать тайну. Есть повод поразмышлять и о самостоятельной ценности старинной копии. Редкостные шедевры прикладного искусства, поразившие Париж, удивительная коллекция часов, полная тайн уходящего и возвращающегося времени. Костюмы петербургского модерна, модели великого Мариано Фортуни, роскошные дамы Джованни Болдини… Самые разные аспекты содержания и формы, открытые для самых разных эстетических и интеллектуальных вкусов.

Роскошь императорских фарфоровых сервизов перекликается с суровостью и строгостью культурного наследия Армении. Великий Орхан Памук беседует с читателем на фоне произведений петербургских аутистов и крупнейшей частной коллекции японских эмалей.

Серия эссе и ряды картинок с мистическим придыханием рассказывают о городской архитектуре, ее красотах и возможных катастрофах. Это уже не экспозиция музея. Это — сам Журнал. Он готовит читателя к следующему номеру — рассказу о Русской революции.

В Эрмитаж нужно ходить часто, журнал наш полезно читать постоянно. Тогда впечатления будут полными и интересными для дискуссии, которая в нашем то ли мульти-, то ли в однокультурном обществе часто идет в странных направлениях и с обидной для духа культуры нервозностью.

Михаил Пиотровский
18 мая 2017 года, День музеев

Колонка Михаила Пиотровского для #24 выпуска журнала

Фото: Юрий Молодковец

Десятки выставок, а среди них и множество посвященных современному искусству. Они составляют важную часть жизни Эрмитажа, поглощают деньги государства и меценатов, энергию сотрудников.

Ежегодно в Эрмитаж приходит более трех с половиной миллионов посетителей. Их привлекают, прежде всего, постоянные экспозиции музея, его интерьеры и его репутация. Опыт работы нового крыла музея — Главного штаба — показал, что для посетителей имена Петра и Екатерины более привлекательны, чем Пикассо и Матисс. Главная прелесть Эрмитажа, на самом деле, — сложный, веками рожденный диалог предметов, интерьеров, зданий, истории и легенд.

Эрмитаж мог бы просто заниматься производством услуг и все равно имел бы стойкий поток посетителей. Потому иногда мы слышим и внутри и снаружи: ну зачем нам так много выставок, у нас и так сотни залов, а выставки отнимают у сотрудников время! Или: зачем Эрмитаж лезет в современность, рискуя при этом «репутацией»? Пусть просто ласкает наши глаза классикой! Всё это, конечно же, пустые разговоры. Музеи делают и будут делать выставки. Сегодня это обязательный признак их жизнеспособности. Музеи расширяли и расширяют горизонты своей деятельности: в сторону современности, в направлении музыки и театра, в сторону людей с особыми способностями.

Этот номер журнала особо насыщен материалами о современном искусстве, о разнообразии его выставок. Именно выставки оказываются главным связующим звеном между музеем и его постоянными посетителями, которые могут оценить новые инициативы на фоне существующих экспозиций. В этом главный смысл выставок Эрмитажа — диалог с эрмитажными коллекциями и традициями. Для того чтобы его понять, надо хорошо знать искусство вообще и Эрмитаж в частности. Без этого выставки оставляют равнодушными или, как теперь часто бывает, вызывают протест. Язык музея оказывается очень сложным. Но это не повод для упрощения художественной фразы. Именно наличие потока зрителей, идущего на постоянные экспозиции, создает для Эрмитажа редкую привилегию: не ориентироваться на вкусы толпы, создавать выставки для знатоков и гурманов и — использовать их для воспитания вкуса у тех, кто гурманом еще не стал, но хочет.

За этим стоит важная социальная проблема: кто определяет содержание понятия доступности искусства? Те, кто учит понимать и делать доступным (в смысле «понятным»), или те, кто считает свое мнение и свой уровень знаний эталоном и требует снижать музейный язык до просторечия?

Эти вопросы возникают в связи с выставками современного искусства. На самом деле ситуация — шире. В этом номере журнала рассказы о современном искусстве сочетаются с повествованием о людях, творящих музейную жизнь, и о музейных событиях XX века. Это — история первых выставок нового искусства после революции, они были в Эрмитаже. Это — спасение и возвращение к людям коллекций импрессионистов и постимпрессионистов (иногда это называют разделом коллекций). Однако на более сложном уровне речь шла именно о спасении искусства от гибели или продажи. Сюда примыкают и неожиданные нападки на Эрмитаж в начале перестройки, о них тоже идет речь в этом номере. Таких нападок всегда было немало. Их и сейчас полно.

Популярной сегодня агрессии зрителя Эрмитаж мирно противопоставляет разнообразие выставочной деятельности. Самые разные эпохи и школы, разные имена и подходы. Интереснейший мир мирового искусства в обрамлении нашего музея. Это многообразие призвано заставить задуматься и наконец понять, что кажущееся простым зачастую вовсе не так просто. Да и понятное — не совсем понятно, и часто имеет двойное дно. Выставки как динамичная часть экспозиции позволяют постепенно донести до зрителя главный посыл энциклопедического музея: различие прекрасно! Это, казалось бы, тривиальная вещь, но эстетическая глухота и эстетическая агрессия, которые идут в нашем мире рядом, показывают, что идея эта еще не «овладела массами». Если же мы сумеем ее закрепить в сознании и подсознании людей, то уменьшим уже не эстетическую, а социальную глухоту и агрессию. И в этом тоже — святая миссия искусства и культуры вообще.

Михаил Пиотровский

Наш журнал — не только об Эрмитаже. Через события и темы нашего музея мы стараемся говорить о вещах, важных для всего мира искусства и культуры. При этом мы ощущаем, как формируется и живет особый «эрмитажный» мир, динамично окружающий программу «Большой Эрмитаж» (Greater Hermitage). В последнее время, когда всякого типа отношения между государствами, народами и религиями обострились, — многие из обычных проектов музея приобрели новые аспекты, усиливающие динамичность и подвижность этого «эрмитажного мира».

Культура в очередной раз подтверждает свою роль моста между народами, который особо важен тогда, когда другие пути перекрываются. И тут случаются вещи, на первый взгляд неожиданные: одно за другим в Эрмитаже происходят события, вдруг приобретающие политическую окраску. Среди выставочных проектов 2015 года особо ярко прозвучали британские проекты Эрмитажа: их серия прошла как раз в те месяцы начала года, когда отношения между Россией и Великобританией значительно ухудшились, когда в английском обществе вновь расцвели традиционные антирусские настроения. Именно тогда Британский музей привозит в Эрмитаж скульптуру из Парфенона, продемонстрировав всему миру высокую степень доверия, существующего между музеями. В двух странах с подчеркнутым успехом прошла выставка «Фрэнсис Бэкон и старые мастера». Лучшей выставкой года музейное сообщество Петербурга признало выставку великого британского архитектора арабского происхождения Захи Хадид. Толпы людей пришли на выставку шотландского фотографа — репортера из горячих точек — Стива МакКарри.

В конце года, несмотря на официальную отмену перекрестного Года культуры польской стороной, с участием польского музея в Николаевском зале прошла грандиозная выставка «Екатерина Великая и Станислав Август». Это была научная и художественная история о сходстве и различии в собирательстве двух просвещенных монархов. Удалось во многом реконструировать распавшуюся коллекцию последнего польского короля. Были показаны особенности расцвета неоклассицизма в России и в Польше. Однако привходящие политические обстоятельства за- острили и историческую трагедийность ситуации отношений двух монархов, начавшихся романтической связью, а кончившихся полным разделом Польши. Два «ученика» Вольтера, от которых он ждал практического применения идеалов Просвещения, оказались на самом деле продолжателями национальных традиций. Екатерина воплотила в жизнь пример абсолютного самодержавия, при этом сделав права религиозных меньшинств поводом для ликвидации польской независимости. Станислав Август принял первую в Европе конституцию, но был вынужден солидаризироваться с традиционной польской «демократией», разрушившей изнутри государственность страны. Искусство рассказало и о себе, и о политике, дало повод для серьезных исторических размышлений в тот момент, когда практические политики опираются больше на исторические эмоции.

Движение на мостах культуры должно быть двусторонним. Мы снова поехали в Венецию, столь близкую петербургскому музейному сердцу. Однажды мы представили там мало известного Европе Пригова. Теперь сотрудничество с производителями стекла позволило собрать крупнейших современных художников вокруг очень русской темы — неоготики и псевдоготики в искусстве. Получился мировой художественный разговор вокруг эрмитажной инициативы.

Продолжением стал Год фотографии в Эрмитаже. Завершение проекта создания в Эрмитаже лаборатории реставрации и хранилищ фотографии (вместе с американским (!) Фондом Эндрю Меллона) было окружено венком выставок: элегантная светопись мастера XIX века Сергея Левицкого, мистическая пустота эрмитажных залов у Кандиды Хёфер, грустная заброшенность каирских дворцов у Ксении Никольской, пронзительный Стив МакКарри, репортажные съемки из Киева и Донбасса. Получился очень оживленный и населенный мост, вроде венецианского.

Неделю в Эрмитаже повсюду звенела персидская речь. Конференция европейских иранистов, собранная в память о знаменитом Иранском конгрессе 1934 года, привлекла множество иранцев, живущих в Иране и вне его. Дискуссии носителей и исследователей культуры шли на фоне блестящих выставок: «История Иранского конгресса», «Шедевры иранского искусства в Эрмитаже» и, наконец, рассказа о знаменитых путешествиях Ибн Баттуты. Представлена яркая картина единства и разнообразия мира средневековой исламской культуры. Чисто научные проекты приобрели неожиданную актуальность в контексте сегодняшних политических обострений. Прошлый опыт культурных взаимодействий стал поучительным примером для настоящего.

Восторги от прекрасной выставки, посвященной Екатерине и Эрмитажу в Сиднее, были, как я полагаю, усилены именно остротой политической ситуации, когда Австралия оказалась одним из самых резких критиков российской политики в мире. Люди осознают роль культурных мостов. Одним из них уже традиционно стал «Эрмитаж Амстердам». Выставка об Александре I, Наполеоне и Жозефине напомнила о человеческих аспектах мировой политики. Коллекция испанского искусства из Эрмитажа стала фоном для размышлений о старых культурных и политических взаимоотношениях. В Нидерландах не собирали испанское искусство, искусство захватчиков, а в России его коллекционировали. Мосты проходят иногда высоко над водой и землей.

Культурные мосты надо защищать. Они должны сохраняться даже тогда, когда другие мосты уже взорваны. Между тем у политиков всегда есть соблазн делать культуру первой и яркой жертвой конфронтации. Это очень опасно, ибо в сфере культурных связей возврат труднее, чем в экономике и туризме. Культура — главный враг варварства, и потому кровавые силы зла, как мы видим это сегодня на Востоке, демонстративно разрушают именно музеи и памятники истории. Они хотят взорвать мосты культуры. Мы должны их сохранить

6 января 2016 года. Перед Рождеством

Этот год в истории Эрмитажа — особенный, предпраздничный: завершается работа над рядом проектов, приуроченных к 250-летию музея, которое будет отмечаться в 2014 году. Создаётся новое фондохранилище, ремонтируются старые, возвращаются после реставрации полотна, публикуются важные научные издания, идут реставрационные работы. В следующем году по случаю своего юбилея Эрмитаж примет европейскую биеннале современного искусства Манифеста, и даже III Международный культурный форум будет посвящён ему — самому знаменитому, «градообразующему» музею Петербурга.