Десятки выставок, а среди них и множество посвященных современному искусству. Они составляют важную часть жизни Эрмитажа, поглощают деньги государства и меценатов, энергию сотрудников.

Ежегодно в Эрмитаж приходит более трех с половиной миллионов посетителей. Их привлекают, прежде всего, постоянные экспозиции музея, его интерьеры и его репутация. Опыт работы нового крыла музея — Главного штаба — показал, что для посетителей имена Петра и Екатерины более привлекательны, чем Пикассо и Матисс. Главная прелесть Эрмитажа, на самом деле, — сложный, веками рожденный диалог предметов, интерьеров, зданий, истории и легенд.

Эрмитаж мог бы просто заниматься производством услуг и все равно имел бы стойкий поток посетителей. Потому иногда мы слышим и внутри и снаружи: ну зачем нам так много выставок, у нас и так сотни залов, а выставки отнимают у сотрудников время! Или: зачем Эрмитаж лезет в современность, рискуя при этом «репутацией»? Пусть просто ласкает наши глаза классикой! Всё это, конечно же, пустые разговоры. Музеи делают и будут делать выставки. Сегодня это обязательный признак их жизнеспособности. Музеи расширяли и расширяют горизонты своей деятельности: в сторону современности, в направлении музыки и театра, в сторону людей с особыми способностями.

Этот номер журнала особо насыщен материалами о современном искусстве, о разнообразии его выставок. Именно выставки оказываются главным связующим звеном между музеем и его постоянными посетителями, которые могут оценить новые инициативы на фоне существующих экспозиций. В этом главный смысл выставок Эрмитажа — диалог с эрмитажными коллекциями и традициями. Для того чтобы его понять, надо хорошо знать искусство вообще и Эрмитаж в частности. Без этого выставки оставляют равнодушными или, как теперь часто бывает, вызывают протест. Язык музея оказывается очень сложным. Но это не повод для упрощения художественной фразы. Именно наличие потока зрителей, идущего на постоянные экспозиции, создает для Эрмитажа редкую привилегию: не ориентироваться на вкусы толпы, создавать выставки для знатоков и гурманов и — использовать их для воспитания вкуса у тех, кто гурманом еще не стал, но хочет.

За этим стоит важная социальная проблема: кто определяет содержание понятия доступности искусства? Те, кто учит понимать и делать доступным (в смысле «понятным»), или те, кто считает свое мнение и свой уровень знаний эталоном и требует снижать музейный язык до просторечия?

Эти вопросы возникают в связи с выставками современного искусства. На самом деле ситуация — шире. В этом номере журнала рассказы о современном искусстве сочетаются с повествованием о людях, творящих музейную жизнь, и о музейных событиях XX века. Это — история первых выставок нового искусства после революции, они были в Эрмитаже. Это — спасение и возвращение к людям коллекций импрессионистов и постимпрессионистов (иногда это называют разделом коллекций). Однако на более сложном уровне речь шла именно о спасении искусства от гибели или продажи. Сюда примыкают и неожиданные нападки на Эрмитаж в начале перестройки, о них тоже идет речь в этом номере. Таких нападок всегда было немало. Их и сейчас полно.

Популярной сегодня агрессии зрителя Эрмитаж мирно противопоставляет разнообразие выставочной деятельности. Самые разные эпохи и школы, разные имена и подходы. Интереснейший мир мирового искусства в обрамлении нашего музея. Это многообразие призвано заставить задуматься и наконец понять, что кажущееся простым зачастую вовсе не так просто. Да и понятное — не совсем понятно, и часто имеет двойное дно. Выставки как динамичная часть экспозиции позволяют постепенно донести до зрителя главный посыл энциклопедического музея: различие прекрасно! Это, казалось бы, тривиальная вещь, но эстетическая глухота и эстетическая агрессия, которые идут в нашем мире рядом, показывают, что идея эта еще не «овладела массами». Если же мы сумеем ее закрепить в сознании и подсознании людей, то уменьшим уже не эстетическую, а социальную глухоту и агрессию. И в этом тоже — святая миссия искусства и культуры вообще.

Михаил Пиотровский

Наш журнал — не только об Эрмитаже. Через события и темы нашего музея мы стараемся говорить о вещах, важных для всего мира искусства и культуры. При этом мы ощущаем, как формируется и живет особый «эрмитажный» мир, динамично окружающий программу «Большой Эрмитаж» (Greater Hermitage). В последнее время, когда всякого типа отношения между государствами, народами и религиями обострились, — многие из обычных проектов музея приобрели новые аспекты, усиливающие динамичность и подвижность этого «эрмитажного мира».

Культура в очередной раз подтверждает свою роль моста между народами, который особо важен тогда, когда другие пути перекрываются. И тут случаются вещи, на первый взгляд неожиданные: одно за другим в Эрмитаже происходят события, вдруг приобретающие политическую окраску. Среди выставочных проектов 2015 года особо ярко прозвучали британские проекты Эрмитажа: их серия прошла как раз в те месяцы начала года, когда отношения между Россией и Великобританией значительно ухудшились, когда в английском обществе вновь расцвели традиционные антирусские настроения. Именно тогда Британский музей привозит в Эрмитаж скульптуру из Парфенона, продемонстрировав всему миру высокую степень доверия, существующего между музеями. В двух странах с подчеркнутым успехом прошла выставка «Фрэнсис Бэкон и старые мастера». Лучшей выставкой года музейное сообщество Петербурга признало выставку великого британского архитектора арабского происхождения Захи Хадид. Толпы людей пришли на выставку шотландского фотографа — репортера из горячих точек — Стива МакКарри.

В конце года, несмотря на официальную отмену перекрестного Года культуры польской стороной, с участием польского музея в Николаевском зале прошла грандиозная выставка «Екатерина Великая и Станислав Август». Это была научная и художественная история о сходстве и различии в собирательстве двух просвещенных монархов. Удалось во многом реконструировать распавшуюся коллекцию последнего польского короля. Были показаны особенности расцвета неоклассицизма в России и в Польше. Однако привходящие политические обстоятельства за- острили и историческую трагедийность ситуации отношений двух монархов, начавшихся романтической связью, а кончившихся полным разделом Польши. Два «ученика» Вольтера, от которых он ждал практического применения идеалов Просвещения, оказались на самом деле продолжателями национальных традиций. Екатерина воплотила в жизнь пример абсолютного самодержавия, при этом сделав права религиозных меньшинств поводом для ликвидации польской независимости. Станислав Август принял первую в Европе конституцию, но был вынужден солидаризироваться с традиционной польской «демократией», разрушившей изнутри государственность страны. Искусство рассказало и о себе, и о политике, дало повод для серьезных исторических размышлений в тот момент, когда практические политики опираются больше на исторические эмоции.

Движение на мостах культуры должно быть двусторонним. Мы снова поехали в Венецию, столь близкую петербургскому музейному сердцу. Однажды мы представили там мало известного Европе Пригова. Теперь сотрудничество с производителями стекла позволило собрать крупнейших современных художников вокруг очень русской темы — неоготики и псевдоготики в искусстве. Получился мировой художественный разговор вокруг эрмитажной инициативы.

Продолжением стал Год фотографии в Эрмитаже. Завершение проекта создания в Эрмитаже лаборатории реставрации и хранилищ фотографии (вместе с американским (!) Фондом Эндрю Меллона) было окружено венком выставок: элегантная светопись мастера XIX века Сергея Левицкого, мистическая пустота эрмитажных залов у Кандиды Хёфер, грустная заброшенность каирских дворцов у Ксении Никольской, пронзительный Стив МакКарри, репортажные съемки из Киева и Донбасса. Получился очень оживленный и населенный мост, вроде венецианского.

Неделю в Эрмитаже повсюду звенела персидская речь. Конференция европейских иранистов, собранная в память о знаменитом Иранском конгрессе 1934 года, привлекла множество иранцев, живущих в Иране и вне его. Дискуссии носителей и исследователей культуры шли на фоне блестящих выставок: «История Иранского конгресса», «Шедевры иранского искусства в Эрмитаже» и, наконец, рассказа о знаменитых путешествиях Ибн Баттуты. Представлена яркая картина единства и разнообразия мира средневековой исламской культуры. Чисто научные проекты приобрели неожиданную актуальность в контексте сегодняшних политических обострений. Прошлый опыт культурных взаимодействий стал поучительным примером для настоящего.

Восторги от прекрасной выставки, посвященной Екатерине и Эрмитажу в Сиднее, были, как я полагаю, усилены именно остротой политической ситуации, когда Австралия оказалась одним из самых резких критиков российской политики в мире. Люди осознают роль культурных мостов. Одним из них уже традиционно стал «Эрмитаж Амстердам». Выставка об Александре I, Наполеоне и Жозефине напомнила о человеческих аспектах мировой политики. Коллекция испанского искусства из Эрмитажа стала фоном для размышлений о старых культурных и политических взаимоотношениях. В Нидерландах не собирали испанское искусство, искусство захватчиков, а в России его коллекционировали. Мосты проходят иногда высоко над водой и землей.

Культурные мосты надо защищать. Они должны сохраняться даже тогда, когда другие мосты уже взорваны. Между тем у политиков всегда есть соблазн делать культуру первой и яркой жертвой конфронтации. Это очень опасно, ибо в сфере культурных связей возврат труднее, чем в экономике и туризме. Культура — главный враг варварства, и потому кровавые силы зла, как мы видим это сегодня на Востоке, демонстративно разрушают именно музеи и памятники истории. Они хотят взорвать мосты культуры. Мы должны их сохранить

6 января 2016 года. Перед Рождеством

Этот год в истории Эрмитажа — особенный, предпраздничный: завершается работа над рядом проектов, приуроченных к 250-летию музея, которое будет отмечаться в 2014 году. Создаётся новое фондохранилище, ремонтируются старые, возвращаются после реставрации полотна, публикуются важные научные издания, идут реставрационные работы. В следующем году по случаю своего юбилея Эрмитаж примет европейскую биеннале современного искусства Манифеста, и даже III Международный культурный форум будет посвящён ему — самому знаменитому, «градообразующему» музею Петербурга.

Мы живем в год, объявленный Годом истории. Это очень интересно.

Исторические события вообще, а особенно те, у которых круглые даты, часто приобретают новое звучание и неожиданные контексты.

1150-летие российской государственности объявлено специальным указом. Так решен вековой спор норманистов и антинорманистов. Призыв Рюрика признан историческим фактом, или исторической вехой. Столько было острейших дискуссий, поломанных судеб, скандалов и тайных исследований. И вот — мир. И наступил он не в результате научных обсуждений, в которых участвовали и директор Эрмитажа Гедеонов, и поколения ученых в Эрмитаже и вне его. Не в результате принятия итогов раскопок в Старой Ладоге (большинство находок хранится в Эрмитаже). Просто есть уже ориентир и прецедент. Александр II отметил 1000-летие России, исходя из рюриковской даты, и поставил знаменитый памятник. Мы сохраняем преемственность, и это пример того, что традиция — важнейшая часть современной культуры.

В нынешнем году мы отмечаем и другое событие из самых великих — нашествие Наполеона и его эффектное изгнание. По всей стране пройдут тысячи мероприятий. Во многом будут повторены праздники и настроения столетней давности.

В этих событиях много назидательного. Скифский метод ведения войны в очередной — и не в последний — раз привел русских к победе. И они воздвигли удивительный памятник этой победе — архитектурный комплекс, включающий в себя Дворцовую площадь, Триумфальную арку, Александровскую колонну и парадные залы Зимнего дворца. Среди множества сюжетов есть такие, на которые сегодня хочется обратить внимание. Люди дают одним и тем же событиям разные оценки. Хрестоматийный пример — Бородинская битва. Для французов это их победа, для нас — наша. И те и другие — правы. Хороший повод еще раз поговорить о диалектике исторических трактовок. Тут сложнее, чем простой упрек в «фальсификации». Фальсифицируют документы, а не события.

И опять же, неплохо поразмышлять об устойчивой парадигме скифского-русского способа ведения войны — заманить врага вглубь страны и, измотав, уничтожить. Он успешно действует веками в самых разных политических ситуациях. Еще одна парадигма — Тильзит. Сговор с Наполеоном, давший передышку и возможность забрать Финляндию у шведов. Параллель с пактом Молотова–Риббентропа давно подчеркнута во всем мире, но не очень акцентируется у нас. А зря.

Война 1812 года всегда была памятью, которая воспитывает чувство национального исторического достоинства. Было бы хорошо не забывать об этом после празднеств и озаботиться созданием новых постоянных и «интерактивных» мемориалов. Таким бы мог стать давно задуманный Эрмитажем Музей русской гвардии. То была очень чистая война преданного Родине народа, героической армии, честных военачальников. Она может и сегодня служить образцом и средством сохранения армии как части российской культуры, понятия чести, и чести мундира в частности.

Только вот война не всегда бывает чистой даже в памяти. В наше время она уже и не может быть чистой, ибо несет слишком большое уничтожение и слишком большое унижение для людей вообще, а не только для представляющих их армий. «Ужасы войны», обнаженно воплощенные Гойей, стали одним из главных настроений мирового искусства. Их новое сильное отражение — работы братьев Чепмен. Это яркий пример того, что можно и нужно изображать «после Освенцима». Наше советское прошлое сочетало два «лозунга». Один — народный: «Лишь бы не было войны». Второй — политический: «Миру — мир». Есть ощущение, что они забыты под влиянием увлекательных репортажей телевидения с множества театров военных действий. И это нужно тоже иметь в виду, когда мы размышляем об истории и предлагаем другим подумать о ней. «Ужасы войны» нашего времени непременно станут темой выставок Эрмитажа — наряду с праздником военных побед.

Все это еще раз напоминает, что у музея в исторической сфере — огромная научная и просветительская функция, имеющая весьма мало отношения к задаче создания социального комфорта и приятного досуга, которой часто пытаются ограничить нашу работу.

22.06.2012

Колонка Михаила Пиотровского из #18 выпуска журнала