Archives for 13.06.2024

К 100-летию присоединения Зимнего дворца к Государственному Эрмитажу

Выставкой «А. В. Сивков. Реконструкция зданий Эрмитажа. 1920–1950-е годы» Эрмитаж персонифицирует важнейшую музейную историю ХХ века — превращение Зимнего дворца в музей, сохранивший дворцовую память. Наша экспозиция посвящена одному из главных творцов этого преображения.

Главный архитектор Эрмитажа Александр Владимирович Сивков не испугался взять на себя огромную ответственность перед прошлым, настоящим и будущим и с честью ответил на суровые вызовы истории. Самый удачный из его ответов — переход через Малый Эрмитаж — по праву носит его имя: Сивков переход.

Под его руководством прошли грандиозные работы по превращению бытовых помещений дворца в хранилища и кабинеты, жилых помещений — в выставочные залы. Измученный революцией Зимний дворец менял цвета фасада, реставрировал падающие скульптуры крыши, убирал «новодельные» башенки и балконы, спасал Висячий сад, воссоздавал галерею Растрелли, приспосабливал манеж и Георгиевский зал, связывался с Эрмитажем новыми переходами. Музейным функциям, надо заметить, мешало не только «наследие» царской семьи, но и многочисленные вторжения уже послереволюционных насельников и пришельцев, с трудом покидавших дворец.Сивков, выполняя волю истории, подчинил все подсобные и жилые элементы дворца музейным функциям, одновременно сохраняя и даже воссоздавая подлинно дворцовую торжественную атмосферу официальной резиденции, символа мощи и красоты Российской империи. Удивительный процесс внутреннего перерождения, не убившего сути и природы замечательного сочетания дворца и музея, которое возникло на берегах Невы по воле Екатерины. Музей был частью дворца, теперь дворец стал частью музея, но какой!

Он уцелел во время войны благодаря во многом мужеству голодных сотрудников, в том числе и главного архитектора. После победы начался второй грандиозный процесс — восстановление утраченного, требовавший снова не просто работы, но и неординарных решений, как технологических, так и научных; многое пришлось воссоздавать. Снова гордо засверкали Николаевский и Малый тронный залы, Аванзал и Иорданская лестница. Потребовались возрождение и принципиальное изменение всех технических структур: электрификация, вентиляция, отопление. И наконец, революционное решение вечной проблемы — гардероб, прозванный «Метро». Многие планы не удалось завершить, и они перешли к нам, видоизменяясь и обрастая новыми проблемами и решениями.

Александр Владимирович как человек соответствовал своему историческому предназначению. Он был прекрасно образован и хорошо умел строить. Однако с самого начала своей карьеры он умел и хранить памятники. Строил профессионал, знавший историю. Многие решения эпохи реконструкции могут сегодня вызывать вопросы, как вызывают сомнения и многие наши архитектурные решения. Но Сивков сохранил нам Зимний дворец так, как не удалось это ни одному другому дворцу, превращенному в энциклопедический музей. Его умение и вкус оттачивались в археологических экспедициях и в изучении памятников средневековой Армении. Его решения всегда сочетались с инициативами директора Эрмитажа Иосифа Абгаровича Орбели. Прекрасное сочетание двух разных характеров и типов поведения.

Огромная и политически важная работа по послевоенному возрождению Эрмитажа означала огромный размах строительства и большие деньги. В таких случаях всегда возникает соблазн легких хищений и еще — соблазн легко находить хищения в попытках быстрого завершения престижных работ. Огромный приговор Сивкову за непонятно чьи ошибки был частью знаменитого «Ленинградского дела», а главное, целью, как во многих других случаях, был яркий и многими ненавидимый легендарный Иосиф Орбели. Судьба сократила срок мучений, справедливо вернула Сивкова на его прежнее место. Когда главного архитектора провожали на пенсию, Иосиф Абгарович, который — после изгнания из музея в 1951 году — никогда в него не заходил, преодолел себя и пришел к своему архитектору на праздник в свой бывший кабинет. А тогдашний директор, Михаил Илларионович Артамонов, чтобы сделать это возможным, в тот день в кабинет не пришел. Для этих гордых людей то был знак высшего уважения к архитектору-соратнику.И еще Сивков был блестящим рисовальщиком, о чем красноречиво говорят сельские и архитектурные пейзажи и его реставрационные проекты. Их венчает безусловный шедевр — знаменитый плакат с атлантами, посвященный открытию Эрмитажа после снятия блокады. В него вложена вся биография архитектора — и прошлая, и будущая.

Михаил Пиотровский

Впервые опубликовано в каталоге выставки «А. В. Сивков. Реконструкция зданий Эрмитажа. 1920–1950-е годы» (ГЭ, 2023).

Европейская история пекарей и хлеба

На протяжении веков хлеб был важнейшим продуктом первой необходимости, с ним тесно связана политическая и социально-экономическая реальность. «Торговля зерном создает богатство, но может также привести к конфликтам и войнам. Торговцы зерном, мельники и пекари приобретают собственность, статус и власть.

Правительства регулируют рынок хлеба и контролируют его цену и качество. Нехватка хлеба, дорогой или некачественный продукт приводят к беспорядкам и даже восстаниям. Различные сорта хлеба обозначают социально-культурные границы и могут создавать чувство принадлежности к тому или другому слою социума. Одним словом, хлеб формирует общество и творит историю».

Примерно за полторы тысячи лет до нашей эры один египетский раб обнаружил, что смесь из молотого зерна и воды, предназначенная для выпекания лепешек, может «подниматься». Немного вчерашнего прокисшего теста, добавленного тайком в свежее, дало неожиданный результат — буханки из этой смеси получились намного пышнее и вкуснее.

Кроме обычного хлеба, египтяне пекли и «роскошный» хлеб, в который добавляли цветы лотоса, мед, инжир, миндаль и финики.

Римские пекари (ими становились только мужчины) оставляли на хлебе свои инициалы, чтобы каждый мог узнать, кто его испек. Хлеб того времени больше напоминал сегодняшнюю пиццу. Богатые римляне использовали лепешки в качестве тарелок. Они ели начинку, а хлеб выбрасывали. Бедные римляне съедали и лепешку-«тарелку». Тесто для ржаного (черного) хлеба замешивали руками и даже ногами. Чтобы оно «поднялось», использовали кислое тесто, тесто «предыдущего дня» или кислое вино. Только в XIX веке были открыты дрожжи в том виде, в котором мы их знаем сейчас.

Хлеб — барометр социального неравенства

Хлеб отчетливо демонстрирует состояние кошелька. Столетиями белый пшеничный хлеб был привилегией высших сословий: чем белее, тем лучше и дороже (так же как и цвет кожи). Черный и темный хлеб был уделом низших сословий. Однако все меняется. Сегодня во многом — и в отношении сортов хлеба в том числе — иерархия стала иной. Зачастую в настоящее время те, кто ест цельнозерновой хлеб, более обеспечены:«На протяжении веков ржаной или пшеничный хлеб грубого помола, называемый коричневым, был стандартом для большинства едоков хлеба в Западной Европе. В последней четверти XIX столетия ситуация меняется, и белый хлеб из муки тонкого (или высокого) помола постепенно становится самым распространенным. Основная причина — снижение цены. Примерно в 1980-х соотношение снова меняется на противоположное, и все больше людей начинают есть хлеб из пшеничной муки с отрубями — назовем его “коричневым”; пользуются популярностью также и хлеба из смеси пшеницы с полбой, рожью или овсом. Перемены, произошедшие в 1880-х и 1980-х годах, — не что иное, как две революции в пищевых привычках. Я не употребляю слово “революция” легкомысленно. Последовательность смены “хлебных режимов” связана с радикальными сдвигами в потреблении, которые создают условия для изменений в расходах домохозяйств и, как следствие, в образе жизни и экономике».

Весь XIX и ХХ века с их неурожаями, «хлебными» бунтами, социальными катаклизмами отразились в истории потреблении хлеба.

1840 — Примерно в 1840 году «традиционный» ржаной хлеб уступил место пшеничному хлебу с отрубями и зародышами пшеницы, приготовленному профессиональным пекарем.

1870 — Затем, примерно в 1870 году, на место этого более грубого сорта пришел пшеничный хлеб из обработанного зерна.

1945 — После Второй мировой войны в домашнем потреблении превалирует пшеничный хлеб без отрубей. Белый хлеб муки тонкого помола — символ статуса: те, кто ел белый хлеб, были богаты.

1970 — В 1970–1980-х годах вновь появился хлеб из зерна грубого помола: с полбой, с рожью, ячменем… Сегодня те, кто ест белый хлеб, зачастую принадлежат к более низкому социальному классу. Но и эта «мода» сходит на нет.    

Изготовление хлеба насущного всегда было тяжелым трудом. Пекари не жили долго — большинство из них умирали совсем молодыми. Американский историк Стивен Каплан цитирует Карла Маркса:«Пекари были белыми шахтерами. Они выполняли изнурительную работу всю ночь. Это было бесчеловечно». Хлеб подделывали, как с целью получения прибыли, так и без этой цели. Потребители веками с подозрением относились к хлебу насущному. В муку иногда добавляли слишком много воды, чтобы добиться необходимого веса хлеба. Но в хлеб могли замешать и настоящий «мусор»: мел, квасцы, гипс, бобы, карбонат аммония, сульфат меди, мраморную крошку…

Поэтому с конца XVIII века правительство внимательно следило главным образом за ценами на зерно и хлеб. Вмешательство государства, например, в Бельгии особенно проявлялось в кризисные годы:

1794 — Начало свободной торговли с Францией.

1815 — Битва при Ватерлоо, поражение Наполеона и присоединение Южных Нидерландов к Северным.

1845 — Неурожай и бунты.

1914 и 1940 — Начало мировых войн.

Важны в историко-культурной ретроспективе не только качество, сорт муки, но также производимое и потребляемое количество хлеба. Многое говорит и манера обращения с хлебом. Рабочие, ремесленники, продавцы берут приготовленные дома бутерброды с собой. Сельскохозяйственные и фабричные рабочие едят свой хлеб, обычно намазанный топленым салом, на обочине поля или на тротуаре возле фабрики. Социальные условия жизни определяют и качество хлеба: «Станет меньше еды, и пища будет худшего качества; возможно, предстоит переезд в более дешевый дом или даже в другой муниципалитет или город, придется браться за более продолжительную и тяжелую работу, отложить брак и детей, не иметь возможности купить одежду, страдать от холода и болезней, обращаться в общественные и частные благотворительные заведения. И молиться о лучших временах».

Доказательством социального продвижения является возможность принимать пищу дома. Еда дома — это то, к чему стремились низшие сословия вплоть до середины XX века.

Представители высших слоев общества и среднего класса, напротив, всегда ели за столом — даже со специальными хлебными тарелками и ножами для масла, — и только ближе ко второй половине XIX столетия они начинают принимать пищу на пленэре.

Хлеб или картофель

Дефицит, неурожай, голод, приводящие к миграциям, стимулируют пищевые альтернативы. В середине XVIII века все больше полей было засажено картофелем во многих европейских странах, в том числе в Бельгии и Ирландии. С одного акра земли собирают больше картофеля, чем с той же площади — зерна, и, следовательно, можно накормить больше ртов. Картофель является дешевым источником калорий, его включали в пищу как богатые, так и бедные. Уровень потребления картофеля совершил большой прорыв в начале XIX века.

Но известна и критика в адрес картофеля. В 1852 году главный хирург брюссельской больницы Святого Иоанна и профессор Свободного университета Брюсселя подвел итог недостаткам: «Картофель является основой рациона бедняков во многих странах, однако он не обеспечивает достаточного количества веществ для формирования тканей. Он трудно переваривается и утомляет желудок. Опасность очень серьезная, ибо картофель делает человека слабым работником, быстрее его старит и ослабляет репродуктивные способности, что приводит к вырождению».

«Едоки картофеля» Винсента Ван Гога кажутся мрачной иллюстрацией к утверждениям бельгийского врача. До 1870 года потребление картофеля возрастало и тем не менее не превышало уровень потребления хлеба.

В начале ХХ века на рынке появился новый конкурент — мясо, продукт питания, имеющий на тот момент хорошую репутацию и к тому же престижный. Мясо завоевывает место на кухне и на тарелках, особенно потому, что с 1890-х по 1930-е годы уровень заработной платы в Европе растет. И уж точно мясо лидирует после Второй мировой войны: «В 1900-м бельгийцы съедали в среднем 35 килограммов мяса на душу населения в год. В 1950-м это было 55 килограммов, а в 2000-м — 97».

Хлеб, как и еда в целом, рассказывает историю, которой мы зачастую пренебрегаем. Пьер Леклерк, историк гастрономии, сожалеет, что люди больше не осознают фундаментальную важность еды в развитии общества: «Сегодня мы полностью отключены от производственного процесса. Конечный результат видим только в универмаге. И мы не осознаём, что наши предки одно или два столетия назад в большинстве своем тратили до 10 часов в день, семь дней в неделю на производство и переработку продуктов питания. Какой колоссальный технологический прогресс достигнут за два века: участок земли сейчас на 200 процентов выгоднее, чем тогда. Это имеет последствия и на социальном уровне. Так, много времени высвободилось для других вещей, помимо приобретения и приготовления пищи. Это огромная общественная метаморфоза».

Постскриптум

Удивительна легенда о пекаре из Эйкло (город в провинции Восточная Фландрия), который мог испечь новую голову, если не нравилась своя. «Пациентам» (на картине они на переднем плане), пока булочник-целитель выпекал новую голову, вместо старой выдавали кочан капусты (кочан сохранял клиентам жизнеспособность на время процедуры). Судя по рукам ожидающих, они молились в ожидании конца этого действа.

Слева на заднем плане мы видим, как новые головы на противне натирают волшебным маслом, а затем отправляют в печь. И наконец выпечка готова! Голова слишком долго находилась в духовке? Тогда пациент будет «горячей головой». Или булочник поторопился и достал «хлеб» слишком рано? Тогда голова не будет варить. Что-то пошло не так во время выпечки? Тогда клиенту совсем не повезло и уже не повезет никогда.

Мораль картины такова: довольствуйтесь своей головой. Велика вероятность, что вы уйдете от булочника «на горячую голову», неудачником, или ваша голова будет плохо варить.

Виктория Лурик
филолог-нидерландист, независимый эксперт и консультант по вопросам международного культурного сотрудничества, советник директора Российского этнографического музея

Самая большая из всех российских императорских яхт была спроектирована как военный корабль с вооружением. Она вошла в историю Великой Отечественной войны, став одним из символов блокадного Ленинграда.

В 2023 — начале 2024 года меценат и потомственный коллекционер М. Ю. Карисалов преподнес в дар Государственному Эрмитажу уникальный комплекс вещей с императорской яхты «Полярная звезда». В него вошли 11 предметов мебели, книжка из офицерской библиотеки Journal d’un officier d’ordonnance (Paris, 1885) и блюдо Императорского фарфорового завода (СПб., 2020), вручную расписанное О. В. Будашовой по хромолитографии В. В. Игнациуса из альбома «Русский флот» (СПб., 1892).

«Полярная звезда» — яхта с удивительной судьбой, в которой были яркие и незабываемые моменты, связанные с жизнью императорской семьи, революционными событиями и подвигом советских моряков во время Великой Отечественной войны.

«Против Зимнего дворца вмерз в лед пароход „Полярная звезда“, бывший когда-то царской прогулочной яхтой. Однажды на яхту прибыл командир бригады подводных лодок Герой Советского Союза А.В. Трипольский. Направившись в устроенную на судне ремонтную мастерскую, комбриг обратился к работавшим там электрикам:

— Вам есть поручение.

Краснофлотцы встали и насторожились.

— Эрмитаж знаете?

— Еще бы, напротив нас будет.

— Мы там летом картины и гробницу Александра Невского упаковывали.

— Правильно, — сказал Трипольский. — Стало быть, вы должны знать и директора Эрмитажа, академика Орбели.

— Знаем, ученый человек, — почтительно отозвались краснофлотцы.

Трипольский продолжал:

— Сейчас он пишет научный труд, а в кабинете у него адская тьма. Ходит с фонариком „жиу-жиу“… Мозоли на руке натер… Мы случайно узнали об этом и обещали помочь. Надо побывать у него сегодня же и провести с корабля электричество прямо к нему в кабинет.

— Это мы в миг сделаем, товарищ комбриг, — сказал старшина электриков и вспомнил, как через несколько дней после начала войны эвакуировался Эрмитаж, вывозилось более одного миллиона экспонатов. Упаковкой картин, скульптур, различных вещей, найденных во время археологических раскопок, занимались сотни людей. И среди них были курсанты Военно-Морского училища имени Фрунзе под командованием вот этого старшины.

Встреча с Орбели осталась в памяти старшины, и, быть может, потому он с таким жаром принял теперь поручение Трипольского. В тот же день моряки-подводники протянули провод через набережную Невы в холодный кабинет ученого. Возвратившись, старшина рассказывал:

— Пришли мы, а там тьма, хоть глаза выколи. Подвели проводку к настольной лампе, дали свет. Академик обрадовался, даже в ладоши захлопал. Потом сели — закурили. Он на больные ноги жалуется: глянули мы под стол, а там электропечка бездействующая. Ну, мы мигом подвели контакты к печке, и спираль стала накаляться. Академик не знал, как нас благодарить. Вспомнил, что во время эвакуации моряки картины Ван-Дейка упаковывали, а мы говорим: ,,Так это мы и работали“. Он еще больше обрадовался. „Ну,— говорит,— в долгу я перед флотом, после войны рассчитаемся“…

Он считался своим человеком среди балтийских моряков. Он был их другом».

«Дружба с ученым». Н. Михайловский (по  К.Н. Юзбашян. Академик Иосиф Абгарович Орбели. — Москва : Издательство «Наука», 1964)

Официальная закладка судна состоялась 20 мая 1888 года на Балтийском заводе в Санкт-Петербурге. Первоначально предполагалось оснастить его артиллерийскими орудиями крейсерского ранга и броней, поэтому при проектировании использовались чертежи английских крейсеров. В мирное время корабль должен был отвечать всем требованиям, предъявляемым к новейшей императорской яхте. Однако уже в процессе постройки решили использовать ее «исключительно для яхтенной службы». Поэтому значительное внимание уделили внутреннему убранству «Полярной звезды», которое по своему великолепию не должно было уступать дворцовым интерьерам. Это значительным образом повлияло на стоимость яхты, составившую внушительную по тем временам сумму — 3 577 100 рублей. Торжественный спуск на воду состоялся 19 мая 1890 года. На «Полярной звезде» император Александр III и Мария Федоровна неоднократно посещали Финляндию, Данию и другие европейские страны. В июне 1894 года цесаревич Николай Александрович отправился на яхте в Великобританию для встречи с невестой — принцессой Алисой Гессен-Дармштадтской, гостившей у своей бабушки, королевы Виктории. С 1896 до 1914 года яхта принимала участие в смотрах Балтийского флота и торжественных встречах глав иностранных государств, здесь проводились дипломатические переговоры и устраивались роскошные приемы. 

После революции «Полярная звезда» участвовала в Ледовом походе (февраль-май 1918 года) по спасению российских кораблей от захвата германскими и финскими войсками. В 1930-х яхта была переоборудована в плавбазу подводных лодок, во время Советско-финской и Великой Отечественной войн она обеспечивала их выход на боевое задание. Как вспоминал участник тех событий писатель-маринист Петр Капица, «“Полярная звезда” еще кое-что сохраняла из прежней роскоши. Ее салон, кают-компания и многие другие каюты сверкали полированным деревом и позолотой. Обед подавался в шикарной посуде, а салфетки и роскошная скатерть на длинном столе имели царские вензеля». О былом величии «Полярной звезды» свидетельствуют и замечательные предметы мебели, которые поступили в собрание Государственного Эрмитажа.

В начале июля 1941-го яхта вместе с подводными лодками перешла в Усть-Лугу, а затем пришвартовалась в Ленинграде, у Дворцовой набережной, где простояла с сентября 1941 по май 1944 года. В окруженном, скованном полной блокадой городе моряки «Полярной звезды» помогли сотрудникам Государственного Эрмитажа провести в октябре 1941-го конференцию, посвященную 800-летию великого азербайджанского поэта Низами Гянджеви, а в декабре того же года — торжественное заседание, приуроченное к 500-летию великого узбекского поэта Алишера Навои. С пришвартованной напротив Эрмитажа яхты были переброшены кабели, по которым в зал научного заседания поступало электричество, и люди, забывая про голод и холод, читали и слушали научные доклады о жизни и творчестве Низами и Навои. Благодаря электричеству с «Полярной звезды» художнику ЛФЗ М. Н. Моху удалось в музее изготовить и обжечь в муфельной печи коробочку и бокал с росписями на сюжеты из произведений Навои; эти коробочка и бокал были выставлены в зале Совета, где проходило заседание.

10 декабря [1941 года] <…> Всеволод Рождественский, прибывший в военной форме, читал свои переводы стихов Навои, а в витрине были выставлены фарфоровый бокал и коробочка, специально расписанная к этому дню художником М. Н. Мохом. Эти фарфоровые изделия могли быть обожжены лишь благодаря помощи моряков. База подводных лодок «Полярная звезда», вмерзшая в лед Невы около Эрмитажа, протянула кабель в подвалы Эрмитажа для муфельной печи, в которой были обожжены эти изящные фарфоровые предметы. Через день юбилейное заседание было продолжено…

Борис Борисович Пиотровский. Страницы моей жизни. СПб., 1995. С. 195–196

Так Эрмитаж стал одним из символов блокады; его сотрудники, невзирая на нечеловеческие трудности, продолжали работать и сохранять музей — средоточие духовности, где даже ужасы войны не смогли сломить веру в будущую победу! И яхта «Полярная звезда» была верным помощником Эрмитажу в этом противостоянии.

Яхта завершила свою службу в 1961 году, когда была превращена в корабль-мишень для испытания советских корабельных крылатых ракет, что и привело к ее затоплению в Рижском заливе. Но память о ней сохранится на века, благодаря тем артефактам, которые оказались в эрмитажном собрании.

Дар М. Ю. Карисалова в год 80-летия полного освобождения Ленинграда от немецкой блокады приобрел особое значение, и поступившие предметы напомнили о подвиге эрмитажников и моряков «Полярной звезды» во время войны.

Марина Блюмин
кандидат искусствоведения, заведующая Сектором новых поступлений Государственного Эрмитажа, доцент кафедры истории и теории искусства Санкт-Петербургского государственного университета промышленных технологий и дизайна