Новости

Эрмитаж, традиционно, — учреждение, институция, организм, экологическая система, которая тесно связана с блокадой. Блокада для нас — очень важная часть нашей истории, она все время вплетена во всё, в ткань Эрмитажа и эрмитажного рассказа.

Михаил Пиотровский*

Наше прошлое все время живет с нами очень остро, а не просто как воспоминание о давних подвигах и давних трагедиях.

Мы делаем новые экспозиции в нашем бомбоубежище. Они уже созданы виртуально, их можно видеть в Интернете. Сюжет — рисунки, которые создавали художники в подвалах Эрмитажа во время блокады. Даже в блокаду, в самых трудных ситуациях, люди делали то, что должны.

Повсюду в Эрмитаже у нас стоят знаки, напоминающие, иногда письменно, а иногда устно, о том, что здесь происходило в блокаду. У нас рисунки того, что было, у нас рисунки, посвященные этому замечательному месту, охранявшему людей, — бомбоубежищу, которое превратилось в силу сопротивления и смерти одновременно. Мы вспоминаем места, куда прорывались последние снаряды, мы показываем блестящее современное искусство, помнящее о блокаде, оперирующее великой метафорой пустых рам, которая навсегда теперь стала методом художественного восприятия и рассказа для Эрмитажа.

Бомбоубежище — это место, где стены рассказывают о великом моральном подвиге, то место, в котором живет эта память и где мы пытаемся к этой памяти приспособиться, найти способы ее сохранять. Память — она навечно, а способы ее сохранения меняются.

Однажды у нас уже был блестящий пример, когда мы здесь разместили инсталляцию, посвященную убежищу, с помощью театральных приемов, вещей, привезенных с Ленфильма. Это было очень сильно для своего времени. Потом, в соответствии со временем, мы создали виртуальную инсталляцию, она есть на сайте музея — это тоже наше достижение.

Сейчас у нас следующий этап. Сегодня виртуальное, мультимедийное потихонечку отмирает, мы теперь совмещаем виртуальное и реальную экспозицию культовых вещей. Это одновременно и сохранение памяти, и новый эксперимент. Это вечная музейная проблема: подлинные вещи — и воссоздание, копии… Это всё очень сложные процессы, в которых Эрмитаж всегда передовик, пионер.

Новая экспозиция позволит проникнуться и ощущением блокадного подвала, и пафосом победы через сражение, пафосом возрождения через страдание — основой христианства, которую выражает вся история Эрмитажа во время блокады.

• Подробно о проекте экспозиции — в выпуске журнала «Эрмитаж» № 39 («Память. Художественная концепция мемориально-исторического проекта “Эрмитаж в годы войны: 1941–1945)”».

• * Из выступления на представлении в Государственном Эрмитаже проекта Мемориально-исторического проекта «Эрмитаж в годы войны: 1941–1945». В январе 2025 года в подвалах, где планируется разместить экспозицию, завершен ремонт. И именно здесь, по уже сложившейся в Эрмитаже традиции, прошла памятная церемония, приуроченная ко Дню снятия блокады.

В 2024 году Государственный Эрмитаж представил масштабный выставочный проект, объединяющий более 70 картин фламандских мастеров натюрморта и анималистической живописи, созданных в эпоху расцвета искусства Фландрии — в XVII веке.

Из них 45 картин — из собрания Государственного Эрмитажа, 15 — из Государственного музея изобразительных искусств им. А. С. Пушкина. Экспонируемые произведения отражают основные этапы развития фламандского натюрморта как самостоятельного жанра, разнообразие его типов, а также многоголосие индивидуальных авторских манер. Выставка погружает зрителя в мир барочного искусства Фландрии, наполненный экзотическими редкостями, роскошными букетами, цветочными гирляндами, охотничьими трофеями.

«Очередная грандиозная выставка эрмитажного типа — не требуется отдельного билета; постоянная экспозиция — „Лавки“ — остается на месте, выставка существует в дуэте с ней; много слоев смысла и поводов для философских рассуждений, от „радости жизни“ до „помни о смерти“. От „гербариев“ до „обманок“. Новшества: от монументального дизайна, открывающего достоинства Николаевского зала, до богатейшей линейки сувениров в реальных „лавках“. И исторические рассуждения о том, чем Фландрия отличается от Голландии» (Михаил Пиотровский, генеральный директор Государственного Эрмитажа).

Весь мир играет с цифровой культурой. Эрмитаж не исключение. Создав ясные основы Большого Эрмитажа на земле, мы строим его резервную копию — небесный, облачный, точнее — цифровой, Эрмитаж. Это уже реальность, главный пример которой пока — виртуальный визит со многими цифровыми ответвлениями. В то же время мы не забываем напомнить, что цифровое изображение, цифровой мир имеют свои ограничения и особенности, отсутствующие в мире аналоговом. Мы любим парадоксы.

В этой атмосфере в выставочной программе Эрмитажа вдруг обнаруживается некая мистическая оставляющая, двоичность смыслов и структур, рифмующаяся с принципом двоичного счисления, лежащего в основе цифровой культуры. Это не прямое ее воплощение, это не дихотомия, антиномия, антонимия или бинарная оппозиция. Это просто такой мистический флер — образ, знак, иногда похожий на «водяной». В эрмитажных программах неожиданно выступает парность. Замечательная выставка испанской живописи из ГМИИ построена на дискуссии вокруг парных картин — парных по замыслу художника или по воле музейной экспозиции. Целая серия выставок в Эрмитаже образует сложные, неидентичные пары — два Щукина, два Морозовых, два Дени Дидро, два полотна со знаменитой первой выставки импрессионистов.

Монументальная выставка натюрморта «вокруг» Снейдерса полемически играет с противопоставлением «умения жить» и memento mori. Вспоминаешь «чучела» Яна Фабра, вызвавшие острый протест — вроде бы привычных к фламандским «чучелам» — зрителей и даже экскурсоводов.

«Мюнхгаузен» соединяет поиск истоков знаменитой сказки с реальной историей службы иностранцев при русском дворе. Инклюзивные выставки играют различием между зрительным и тактильным ощущениями, а выставки «обманок» опять возвращают к дуальному смыслу натюрморта — мертвый/живой. Осязаемые и такие красноречивые блокадные ящики и рисунки странным образом по-другому оживают в новой «виртуальной»-«иллюзорной» экспозиции о блокаде.

Формой музейной дипломатии становятся обмены «залами» и «уголками»: Эрмитаж — Маскат, Эрмитаж — Эребуни, а двойник знаменитого костромского оленя и вовсе превращается в самолет, как у скифских шаманов. В фарфоровых сервизах начинается осознанная и увлекательная перекличка основных предметов, поздних замен и добавлений. Игрой в «двойников» оборачивается смелая выставка о загадках участия Леонардо в работах его учеников. Глубоко философская «Исчезнувшая цивилизация» Кабаковых вдруг начинает видеться на фоне великих развалин Пиранези.

Это всё, конечно же, ощущения, случайно возникающие рифмы, которые легко отбросить в сторону. Но они возвращаются, напоминают о себе подспудно и подсознательно, а иногда и не напоминают вовсе, но ждут, когда о них вспомнят. Или не вспомнят, как мы не помним, что красивые до нервозности картинки и звуки порождены игрой только двух цифр — нуля и единицы. Или проще — «крестика и нолика». Эрмитажные экспозиции, выставки и «променады» — они как айсберг, тоже двоичный символ, проявляющийся в музейных событиях этого лета, напоминая о специфике и фундаментальной простоте художественного освещения многополярного мира. Музей, играя, проникает в сущности этого мира, украшает его, находит неожиданные сопоставления и рифмы — и тем делает его одновременно и более понятным, и более интересным.

Михаил Пиотровский
Директор Государственного Эрмитажа

Два известных тезиса эрмитажной стратегии сегодня заслуживают того, чтобы о них напомнить. Эрмитаж изменяется, чтобы оставаться таким, какой он есть, сохранить свои старинные традиции. Эрмитаж — это энциклопедия мировой культуры, написанная на русском языке. Русский язык, как известно, постоянно меняется. Его последние изменения вызывают беспокойство, и Эрмитаж может и должен сохранять в своих стенах классический русский язык культуры. Иногда — демонстративно.

Характерная черта эрмитажной традиции — широкая открытость и взаимодействие с окружающим художественным миром. В наши дни это непросто, но получается. Темы и партнеры эрмитажных выставок-манифестаций по-прежнему многообразны. Совместные выставки с ГМИИ и Историческим музеем, французское искусство в «Эрмитаже-Сибирь» и «Екатерина Первая» в «Эрмитаже-Урал», модель Первого Храма из Израиля, полемическая выставка африканской скульптуры, «пророческая» инсталляция Белкина о венецианских наводнениях, новые сенсационные приобретения — «Остров мертвых» и итальянская коллекция Шушковых — и, наконец, многочисленные Дни Эрмитажа, которые венчают Дни Эрмитажа в Сербии, успех которых подтвердил правильность формата, основанного на расширенном понимании бренда «Эрмитаж».

Традиционные темы обновляют свой язык, делая его более многозначным. Выставка о «Салонах» Дени Дидро оказывается параллельным рассказом о французском и русском Просвещении и еще — о расцвете русского коллекционирования. Трогательная выставка о детях последнего императора — энциклопедией бытовой эстетики Серебряного века. «Цари и рыцари» — это и шедевры Средневековья, и рыцарский дух Николая Первого, и романтический дипломат-коллекционер Базилевский. Фигура Николая Первого стоит и за выставкой «Русский стиль», ставшей и продолжением, и противопоставлением екатерининского Просвещения.

Особым событием отмечен новый поворот в освоении Эрмитажем поля современного искусства. Отталкиваясь от наследия ставших «родными» для нас Кабаковых, хранители и дизайнеры создали тотальную инсталляцию вокруг недавно возрожденной реставраторами грандиозной картины ван ден Хекке, которая сама по себе — и инсталляция, и энциклопедия фламандского натюрморта. Получается художественная манифестация, созданная самим музеем. Так постепенно вырабатывается новый «музейный русский стиль». Проблемы мы превращаем в новые возможности.

Михаил Пиотровский
Генеральный директор Государственного Эрмитажа
04.11.2023

«Le bonheur de vivre» («Радость жить») – так называется знаменитая картина Матисса, сконцентрировавшая в себе сверхзадачу его творчества – дать людям образ рая, то ли потерянного, то ли обретенного. «Искусство жить» – название проекта эрмитажной программы «Молодость», продолжающего успешных «Бабочки» и «Сады» Эрмитажа. Новая инициатива посвящена земной радости жизни, почти плотскому удовольствию от лицезрения плодов природы и даров земной жизни, представленных особо ярко искусством Фландрии, где радость осязания вещи, ее ощущение – сильнее мистических мечтаний. Или это только кажется?

Очередным предметом исследования молодых и зрелых участников проекта являются «Лавки» Снейдерса — гордость Эрмитажа и Фландрии. Огромные натюрморты, где сам жанр предполагает многослойный пирог смыслов и символов. Важнейшая часть этих смыслов, особенно в соседней Голландии, философична напоминанием о бренности мира: Memento mori, Vanitas. На юге, в Италии, цветы и плоды в «Лютнисте» Караваджо или «Флоре» Мельци напоминают о том же — о близком исчезновении изображенной художником красоты (на основе этих двух эрмитажных картин знаменитый парфюмер Лаура Тонатто создала духи, в которых тонкость ароматов
сочетается с намеком на начавшееся тление).

«Лавки» Снейдерса не могут быть «рассказаны» духáми. Их плоды, овощи и дичь
не тронуты тлением; они полны свежести, запах их неэлегантен. На выставке Яна
Фабра в зале Снейдерса чучела животных напоминали о том, что и классическое
фламандское искусство — «торжество» убийства. Это воспринималось с пониманием, но без убеждения. Снейдерс все-таки о другом. В его картинах много символов, тайных намеков и аллюзий на известные пословицы, в них немало поучительных и фривольных метафор, но главное — жизнь, шум и запахи огромного рынка, антверпенского или какого-то другого.

Эта живость и дух жизни находят во фламандской особой «радости жизни» разнообразное воплощение. Гирлянды плодов и цветов совершенно подчиняют себе нарративные сюжеты центральной части — знаменитых серебряных блюд. Предметы «выскакивают» за рамы картин: как в инсталляции современного художника Шишкина-Хокусая, так и в драгоценных бонбоньерках эпохи барокко.

Главное же средство «оживления» картин представлено нашим проектом «Искусство жить». Как и до этого в «Бабочках» и «Садах», специалисты и любители снабдили изображения полным и научно-терминологическим описанием изображенных в лавках плодов, овощей, рыб и зверей. Этот список с русскими и латинскими названиями производит особое эстетическое впечатление. Его мистический аналог — называние вещей Адамом или узнавание им из названий, что делает их реально существующими. Этакое концептуалистское добавление к картинке, сродни списку кораблей у Гомера или современному концептуальному искусству.

Слово вместе с изображением учит нас тому, как есть голландскую селедку и — как однодневный рынок превращается в вечный образ.

Слово, глаз и смысл оживляют мертвую натуру, делая ее вечной. Проект «эрмитажный концептуализм» продолжается.

Михаил Пиотровский
Директор Государственного Эрмитажа