Новости

Весь мир играет с цифровой культурой. Эрмитаж не исключение. Создав ясные основы Большого Эрмитажа на земле, мы строим его резервную копию — небесный, облачный, точнее — цифровой, Эрмитаж. Это уже реальность, главный пример которой пока — виртуальный визит со многими цифровыми ответвлениями. В то же время мы не забываем напомнить, что цифровое изображение, цифровой мир имеют свои ограничения и особенности, отсутствующие в мире аналоговом. Мы любим парадоксы.

В этой атмосфере в выставочной программе Эрмитажа вдруг обнаруживается некая мистическая оставляющая, двоичность смыслов и структур, рифмующаяся с принципом двоичного счисления, лежащего в основе цифровой культуры. Это не прямое ее воплощение, это не дихотомия, антиномия, антонимия или бинарная оппозиция. Это просто такой мистический флер — образ, знак, иногда похожий на «водяной». В эрмитажных программах неожиданно выступает парность. Замечательная выставка испанской живописи из ГМИИ построена на дискуссии вокруг парных картин — парных по замыслу художника или по воле музейной экспозиции. Целая серия выставок в Эрмитаже образует сложные, неидентичные пары — два Щукина, два Морозовых, два Дени Дидро, два полотна со знаменитой первой выставки импрессионистов.

Монументальная выставка натюрморта «вокруг» Снейдерса полемически играет с противопоставлением «умения жить» и memento mori. Вспоминаешь «чучела» Яна Фабра, вызвавшие острый протест — вроде бы привычных к фламандским «чучелам» — зрителей и даже экскурсоводов.

«Мюнхгаузен» соединяет поиск истоков знаменитой сказки с реальной историей службы иностранцев при русском дворе. Инклюзивные выставки играют различием между зрительным и тактильным ощущениями, а выставки «обманок» опять возвращают к дуальному смыслу натюрморта — мертвый/живой. Осязаемые и такие красноречивые блокадные ящики и рисунки странным образом по-другому оживают в новой «виртуальной»-«иллюзорной» экспозиции о блокаде.

Формой музейной дипломатии становятся обмены «залами» и «уголками»: Эрмитаж — Маскат, Эрмитаж — Эребуни, а двойник знаменитого костромского оленя и вовсе превращается в самолет, как у скифских шаманов. В фарфоровых сервизах начинается осознанная и увлекательная перекличка основных предметов, поздних замен и добавлений. Игрой в «двойников» оборачивается смелая выставка о загадках участия Леонардо в работах его учеников. Глубоко философская «Исчезнувшая цивилизация» Кабаковых вдруг начинает видеться на фоне великих развалин Пиранези.

Это всё, конечно же, ощущения, случайно возникающие рифмы, которые легко отбросить в сторону. Но они возвращаются, напоминают о себе подспудно и подсознательно, а иногда и не напоминают вовсе, но ждут, когда о них вспомнят. Или не вспомнят, как мы не помним, что красивые до нервозности картинки и звуки порождены игрой только двух цифр — нуля и единицы. Или проще — «крестика и нолика». Эрмитажные экспозиции, выставки и «променады» — они как айсберг, тоже двоичный символ, проявляющийся в музейных событиях этого лета, напоминая о специфике и фундаментальной простоте художественного освещения многополярного мира. Музей, играя, проникает в сущности этого мира, украшает его, находит неожиданные сопоставления и рифмы — и тем делает его одновременно и более понятным, и более интересным.

Михаил Пиотровский
Директор Государственного Эрмитажа

Два известных тезиса эрмитажной стратегии сегодня заслуживают того, чтобы о них напомнить. Эрмитаж изменяется, чтобы оставаться таким, какой он есть, сохранить свои старинные традиции. Эрмитаж — это энциклопедия мировой культуры, написанная на русском языке. Русский язык, как известно, постоянно меняется. Его последние изменения вызывают беспокойство, и Эрмитаж может и должен сохранять в своих стенах классический русский язык культуры. Иногда — демонстративно.

Характерная черта эрмитажной традиции — широкая открытость и взаимодействие с окружающим художественным миром. В наши дни это непросто, но получается. Темы и партнеры эрмитажных выставок-манифестаций по-прежнему многообразны. Совместные выставки с ГМИИ и Историческим музеем, французское искусство в «Эрмитаже-Сибирь» и «Екатерина Первая» в «Эрмитаже-Урал», модель Первого Храма из Израиля, полемическая выставка африканской скульптуры, «пророческая» инсталляция Белкина о венецианских наводнениях, новые сенсационные приобретения — «Остров мертвых» и итальянская коллекция Шушковых — и, наконец, многочисленные Дни Эрмитажа, которые венчают Дни Эрмитажа в Сербии, успех которых подтвердил правильность формата, основанного на расширенном понимании бренда «Эрмитаж».

Традиционные темы обновляют свой язык, делая его более многозначным. Выставка о «Салонах» Дени Дидро оказывается параллельным рассказом о французском и русском Просвещении и еще — о расцвете русского коллекционирования. Трогательная выставка о детях последнего императора — энциклопедией бытовой эстетики Серебряного века. «Цари и рыцари» — это и шедевры Средневековья, и рыцарский дух Николая Первого, и романтический дипломат-коллекционер Базилевский. Фигура Николая Первого стоит и за выставкой «Русский стиль», ставшей и продолжением, и противопоставлением екатерининского Просвещения.

Особым событием отмечен новый поворот в освоении Эрмитажем поля современного искусства. Отталкиваясь от наследия ставших «родными» для нас Кабаковых, хранители и дизайнеры создали тотальную инсталляцию вокруг недавно возрожденной реставраторами грандиозной картины ван ден Хекке, которая сама по себе — и инсталляция, и энциклопедия фламандского натюрморта. Получается художественная манифестация, созданная самим музеем. Так постепенно вырабатывается новый «музейный русский стиль». Проблемы мы превращаем в новые возможности.

Михаил Пиотровский
Генеральный директор Государственного Эрмитажа
04.11.2023

«Le bonheur de vivre» («Радость жить») — так называется знаменитая картина Матисса, сконцентрировавшая в себе сверхзадачу его творчества — дать людям образ рая, то ли потерянного, то ли обретенного. «Искусство жить» — название проекта эрмитажной программы «Молодость», продолжающего успешных «Бабочки» и «Сады» Эрмитажа. Новая инициатива посвящена земной радости жизни, почти плотскому удовольствию от лицезрения плодов природы и даров земной жизни, представленных особо ярко искусством Фландрии, где радость осязания вещи, ее ощущение — сильнее мистических мечтаний. Или это только кажется?

Очередным предметом исследования молодых и зрелых участников проекта являются «Лавки» Снейдерса — гордость Эрмитажа и Фландрии. Огромные натюрморты, где сам жанр предполагает многослойный пирог смыслов и символов. Важнейшая часть этих смыслов, особенно в соседней Голландии, философична напоминанием о бренности мира: Memento mori, Vanitas. На юге, в Италии, цветы и плоды в «Лютнисте» Караваджо или «Флоре» Мельци напоминают о том же — о близком исчезновении изображенной художником красоты (на основе этих двух эрмитажных картин знаменитый парфюмер Лаура Тонатто создала духи, в которых тонкость ароматов
сочетается с намеком на начавшееся тление).

«Лавки» Снейдерса не могут быть «рассказаны» духáми. Их плоды, овощи и дичь
не тронуты тлением; они полны свежести, запах их неэлегантен. На выставке Яна
Фабра в зале Снейдерса чучела животных напоминали о том, что и классическое
фламандское искусство — «торжество» убийства. Это воспринималось с пониманием, но без убеждения. Снейдерс все-таки о другом. В его картинах много символов, тайных намеков и аллюзий на известные пословицы, в них немало поучительных и фривольных метафор, но главное — жизнь, шум и запахи огромного рынка, антверпенского или какого-то другого.

Эта живость и дух жизни находят во фламандской особой «радости жизни» разнообразное воплощение. Гирлянды плодов и цветов совершенно подчиняют себе нарративные сюжеты центральной части — знаменитых серебряных блюд. Предметы «выскакивают» за рамы картин: как в инсталляции современного художника Шишкина-Хокусая, так и в драгоценных бонбоньерках эпохи барокко.

Главное же средство «оживления» картин представлено нашим проектом «Искусство жить». Как и до этого в «Бабочках» и «Садах», специалисты и любители снабдили изображения полным и научно-терминологическим описанием изображенных в лавках плодов, овощей, рыб и зверей. Этот список с русскими и латинскими названиями производит особое эстетическое впечатление. Его мистический аналог — называние вещей Адамом или узнавание им из названий, что делает их реально существующими. Этакое концептуалистское добавление к картинке, сродни списку кораблей у Гомера или современному концептуальному искусству.

Слово вместе с изображением учит нас тому, как есть голландскую селедку и — как однодневный рынок превращается в вечный образ.

Слово, глаз и смысл оживляют мертвую натуру, делая ее вечной. Проект «эрмитажный концептуализм» продолжается.

Михаил Пиотровский
Директор Государственного Эрмитажа

Мир переворачивается. Музеи стараются сохранить равновесие и помочь в этом людям. Они видят в развитии смену циклов. Эпоха открытия миру началась для Эрмитажа с активных выставочных проектов, где особое место заняли экспонаты из коллекций Щукина и Морозова и их драматическая история. Тогда же возникли проблемы юридической защиты и безопасности и были выработаны системы гарантий, которые помогли блестяще завершить этот цикл серией выставок в Париже, Москве и Петербурге. Инсталляции памяти Сергея Щукина и братьев Морозовых, созданные Эрмитажем, ГМИИ и Третьяковской галереей, показали, какие разные формы могут эти коллекции принимать, сколько разных историй рассказывать.

На следующем витке нам предстоит найти новые ходы для постоянных экспозиций наших музеев, в частности — в Главном штабе, где формируется новое по духу музейное пространство, которое не до конца освоили и зрители, и сам Эрмитаж. Именно там музей расширяет и, главное, разнообразит свою аудиторию, активно вовлекаемую в мыслительную работу. Проект «Молодость» родил замечательную книгу «Сад», где в творчестве начинающих и зрелых авторов сочетается любование эстетикой академической науки (определение растений на картинах) с наслаждением философского осмысления натюрмортов и пейзажей. В духе наступающей современности — из книги родился и настоящий сад роз в Эрмитаже (на территории Реставрационно-хранительского центра «Старая деревня»).

Радостный шок от выставки Сергея Щукина в Манеже Малого Эрмитажа повторяется грандиозной «Египтоманией». Выставка по-эрмитажному роскошна и академична. Она отмечает 200-летие расшифровки египетских иероглифов и 100-летие открытия гробницы Тутанхамона. Она рассказывает о том, как Европа влюбилась в Древний Египет, как его искусство и традиции стали важной частью европейской культуры: от стиля ампир до зданий эпохи модерна в Петербурге. Вся она — торжественный гимн диалогу культур. Ее символ — сабля Наполеона, где восточный клинок обрамлен ампирным европейским декором.

Замечательным примером апроприации музейной египтологии является повесть А. П. Иванова «Стереоскоп» о мистическом путешествии по Новому Эрмитажу и его Египетскому залу. Это очень петербургский и эрмитажный текст, который музей недавно переиздал и который дополняет таинственностью парадную экспозицию в Николаевском зале. Интересно любоваться в нашем журнале и тем, например, как Тарковский «апроприирует» Брейгеля в «Андрее Рублёве».

Однако традиционная, на первый взгляд, выставка неожиданно приобретает новую актуальность. В сегодняшнем мире культуры, полном взаимных обвинений, обид и покаяний, популярна активная борьба с культурной апроприацией — присвоением элементов чужой культуры, когда заимствование считается эксплуатацией и угнетением того, у кого заимствуют. Эти настроения очень модны сегодня и являются одним из двигателей общей тенденции «отмены» музеев и реституции музейных коллекций. В этом свете «Египтомания» — не только праздник разума и красоты, но и демонстрация опыта искажения чужого наследия для целей собственного возвеличивания. Кстати говоря, таитянская лирика Гогена и африканская брутальность Пикассо с «щукинской» выставки попадают в ту же категорию «колониалистского». И это не шутки: повсюду идут судебные иски и публичные протесты. Эрмитаж вступает в серьезную дискуссию с острыми политическими аспектами. Диалог культур нельзя подменять войнами памяти.

В нашем мире разрывающихся связей новую роль приобретают публикации о музее и его жизни: в нашем двуязычном журнале, его телеграм-канале и в социальных сетях Эрмитажа. Расширение аудитории сталкивает с широким спектром впечатлений, реакций, ожиданий и требований. Сложность музейных подходов и любование разнообразием и различием мнений иногда трудно воспринимаются людьми, привыкшими к простым истинам и делению на черное/белое. Наряду с удовольствием от новых знаний и подходов появляются агрессия и нравоучительство. Это тоже часть культуры и ее разнообразия и часть нового музейного диалога.

Его особая форма — Дни Эрмитажа, которых мы провели много в нынешнем году:

Выборг, Иркутск, Оренбург, Калуга, Омск, Владивосток, Находка, Владикавказ, Грозный, Нальчик, Екатеринбург, Калининград… На несколько дней гостеприимные города погружаются в море эрмитажных событий: выставки, мастер-классы реставраторов, инженеров, юристов и финансистов, лектории и виртуальные кинотеатры, дискуссии и встречи с прессой, дарение книг. Мы стараемся рассказать об Эрмитаже как о едином организме, самостоятельном историко-культурном явлении. По существу, каждая наша выставка — это еще и рассказ об Эрмитаже, о взгляде универсального музея на культуры и историю России, Европы и Востока.Энциклопедичность — наша возможность и наш вклад в мировое равновесие.

Михаил Пиотровский,
генеральный директор Государственного Эрмитажа
30.10.2022

Сегодня все события культурной жизни приобретают символическое значение в силу обстоятельств, нас окружающих. Очень популярная своим углублением в технику и эстетику гравюры выставка Дюрера прозвучала — его Апокалипсис с созвучными повседневности всадниками Чума, Война, Голод… Предвещаемые далее победа над дьяволом и открытие ворот Небесного Иерусалима звучат уже в другом комплексе музейных событий — празднике памяти Петра Великого, оптимистической истории о создании Российской империи и петербургского «парадиза». Образ Петра, надо сказать, все время самим музеем усложняется вниманием к непростому сочетанию в царе скромного работника с надменным щеголем. В сени этих высоких символов живет потребность в доброте и человечности, которой отвечает неожиданная тема о собаках в искусстве и музейной жизни, своеобразно поворачивающая модную и нужную на самом деле тему инклюзии.

Этот номер журнала пестрит заметками о многочисленных выставках. Как только хватка ковида несколько ослабла, Эрмитаж выплеснул в мир и в свои залы букет прекрасных и разнообразных выставок, которые стали продолжением давно идущего культурного наступления России, демонстрации культуры как нашего важного конкурентного преимущества в начавшемся в мире споре о том, кто лучше, кто благороднее, кто красивее, наконец. Российские коллекции, искусство, искусствознание и история снова громко зазвучали на разных берегах.

Однако изменение геополитической обстановки остановило этот процесс в его заграничном варианте — будущие проекты заморожены. Существовавшие же выставки завершились по плану и, хотя и не без проблем с транспортировкой, вернулись в музей. Проблемы, надо сказать, усилили их глобальное звучание, а также показали, что созданная нашими стараниями система государственных гарантий и иммунитетов работает. И еще — они высветили реальное отношение отдельных людей и групп к Эрмитажу, России и ее музеям. Результаты порой оказались неожиданными.       

Основными были и остаются большие выставки в самом Эрмитаже и его центрах-спутниках. Темы всегда немножко «снобистские», но отражающие широту и глубину наших коллекций и нашей науки. От Библии Гутенберга до супрематического фарфора, от царских парадных выездов до модной фотографии, от маньериста Бронзино до интерьеров европейских замков и иранского искусства. От Милана до Владивостока, от Казани до Омска, от Лондона до Екатеринбурга, от Выборга до Амстердама и далее везде… Некоторые из традиционных мест выпадут; им на смену придут другие.

Эрмитаж, как всегда, дает поводы и для мимолетных удовольствий, и для серьезных размышлений, которые наш журнал переводит в печатную форму.

Михаил Пиотровский
Директор Государственного Эрмитажа